Я на цыпочках прокралась в прихожую. Надо позвонить Римме... И тут я вспомнила, что в кабинете у Сережи стоит параллельный телефон, если я стану набирать номер, это услышит человек, который прохаживается там, как у себя дома. Фу-у! История! Как в американском триллере... Я перекрестилась. Конечно, я не верила в привидения и в прочую мистическую чепуху, но все-таки мне стало жутко. Я ощущала себя абсолютно беспомощной... Оставалось одно: выбраться осторожно из дома и бежать к Римме... Я попыталась вспомнить, куда подевала ключи от входной двери. Кажется, оставила их на кухне...
Я посмотрела на лестницу, которая вела на второй этаж, и вдруг совершенно отчетливо увидела слабый отблеск света на лестничной площадке и длинную тень. И пятно, и тень медленно передвигались по коридору. И я опять различила шаги... Человек шел к лестнице, он хотел спуститься вниз! Не чуя под собой ног, я рванулась на кухню и, к счастью, сразу заметила ключи. Они лежали на небольшой полочке. Схватив их, я с лету преодолела прихожую и выскочила на веранду. Там чуть не разбила себе лоб о стремянку, зашибла палец на ноге, но почти не почувствовала боли.
Руки мои тряслись, ключ никак не хотел попадать в замочную скважину. Наконец мне удалось распахнуть дверь, и в этот момент кто-то схватил меня за волосы и втянул обратно в дом. Жесткая, сильная ладонь зажала мне рот. Я изворачивалась, пыталась лягнуть своего захватчика. Но он был сильнее, намного сильнее, и чем больше я сопротивлялась, тем больше он сдавливал мое лицо. Я почти задыхалась, а он, подхватив меня под грудь свободной рукой, втащил в спальню и толкнул на кровать. Я упала навзничь, попыталась встать, но человек снова толкнул меня, и тут я поняла, почему запах его одеколона показался мне знакомым.
Передо мной стоял Клим Ворошилов и радостно улыбался. Но мне только поначалу показалось, что это была радость. Гримаса, которая исказила его лицо, мало походила на улыбку. Скорее это был оскал. Оскал хищного зверя, наконец-то подловившего свою жертву. Я испуганно подобрала ноги, села на постели и натянула ночную рубашку на колени.
– Я вижу, ты мне обрадовалась! – Клим навис надо мной. – Всегда мечтал оказаться в твоей спальне.
– Не подходи! – вскрикнула я. – Не смей!
– А что будет? Ты мне как-то помешаешь? – он покачал головой. – Ошибаешься, если я не позволил тебе орать в беседке, здесь это и вовсе не составит труда.
– Как ты пробрался в дом? – спросила я и отодвинулась к спинке кровати.
– Великое дело! – усмехнулся он. – Без всякого труда!
– Что тебе нужно? Ты и так уже сделал все, что хотел!
– Ошибаешься, дорогая! Я хочу этого постоянно. И чем чаще, тем лучше...
– Клим, – взмолилась я. – Побойся бога! У меня погиб муж, а ты лезешь со своими грязными предложениями.
– Но ты ведь живая! И понимаешь, что живое – живым, а мертвое – мертвым.
– Не кощунствуй, – сказала я тихо, – и убирайся, пока не поздно. Не заставляй меня считать тебя законченным подонком.
– А если я и есть подонок? Если мне плевать и на твоего мужа, и на тебя? Ты ведь меня в грош не ставишь! Презираешь! Считаешь грязной, похотливой свиньей! А ты когда-нибудь задумывалась, что у меня и душа есть, и сердце, и мозги какие-никакие?..
– Если у тебя есть мозги, насчет остального я сильно сомневаюсь, ты немедленно уйдешь из моего дома, – процедила я сквозь зубы. – Иначе я тебе обещаю крупные неприятности. За меня есть кому заступиться...
– Этот паршивый дворник? Ты его имеешь в виду? – Клим расхохотался. – Конечно, он с радостью прибежит. Молодая богатая вдовушка. Да он тебе ноги будет мыть и воду пить, если ты его обласкаешь! Такая удача свалилась на парня!
– Ты для того забрался в дом, чтобы наговорить мне гадостей? – справилась я. – Не нашел другого места и времени?
– Гадости – это последнее, что я хотел тебе сказать! – Клим оперся руками о постель и потянулся ко мне.
И тогда я ударила его ногой в грудь. Но попала в живот. Он вскрикнул и согнулся в три погибели, хватая ртом воздух. Лицо его перекосилось, то ли от боли, то ли от ярости, и я поняла, что попала в солнечное сплетение. Но мне было не до его страданий. Я вскочила на ноги и прыгнула с кровати. Клим попытался меня схватить, но я увернулась и что было сил заехала ему локтем в лицо. Он охнул и отшатнулся в сторону. Я стремглав миновала прихожую и выскочила на веранду. Как славно, что я успела открыть дверь. И тут Клим настиг меня. Он снова уцепил меня за волосы. Но я рванулась, оставив порядочный клок в его руках, и, схватив стремянку, швырнула ее на Клима, исполнив свою тайную мечту.
Он выругался, с грохотом оттолкнул ее, но я уже была на крыльце. И все-таки его шаг был в два раза больше моего, поэтому он настиг меня быстрее, чем я того ожидала, и попытался удержать меня за ночную рубашку. Ткань треснула, рубаха поползла с плеч. Я подхватила ее в горсть на груди, закричала и тут заметила тесак. Он по-прежнему торчал в стойке крыльца. Я рванула его и, только почувствовав его тяжесть в руке, минуя ступеньки, спрыгнула с крыльца.
Развернувшись лицом к Климу, я закричала:
– Только подойди! Отрублю башку!
Он остановился на верхней ступеньке, усмехнулся, и эта улыбка не предвещала мне ничего хорошего.
– Опусти нож! – прихрамывая, он стал спускаться вниз.
А я с ужасом смотрела на его правую ногу. Он изрядно ее приволакивал. И я все поняла.
– Клим! – прошептала я. И бессильно опустила тесак. – Это был ты. Это ты убил Сережу! Ты пришел за документами...
– Ай, умничка! – осклабился он и поманил меня пальцем. – Иди к дяде, девочка! Вернешь бумажки, и дядя тебя отпустит!
– Сволочь! Какая же ты сволочь, Ворошилов! – сказала я устало и подняла тесак. – Не подходи! Меня простят, если я тебя прикончу.
– Не успеешь! – ласково сказал Клим, и я вдруг увидела в его руке пистолет. С глушителем... И мне все стало безразлично...
Не сводя с меня взгляда, Клим медленно спускался по ступенькам. Руки мои затекли, но я продолжала держать тесак над головой. Каждый шаг давался моему врагу с трудом, но он достиг уже последней ступеньки и потянулся ко мне рукой. Он был так близко, метрах в двух, не более. Я видела, как шевелятся его губы:
– Тихо, девочка, тихо!
Я отступила, но он навел на меня пистолет. Я понимала: только один хлопок, и меня не станет. Но меня не станет и в том случае, если я отброшу тесак...
– Документы? Тебе нужны документы? – спросила я и снова сделала шаг назад.
– Да, всего одна тонкая папочка! Всего одна! – сказал он вкрадчиво. – Скажи, где ты ее прячешь, и я навсегда уеду из города. – Он щелкнул предохранителем. – Ну же!
И тут я метнула тесак в него. Точно так же, как в детстве, когда представляла себя индейской скво, метавшей томагавк в жалких бледнолицых собак. Я услышала хруст, это нож вошел Климу в грудь, и он, вскрикнув, повалился на ступени. Но я уже не видела, что сотворило мое орудие возмездия. Я бросилась к Римминому крыльцу и тотчас попала в чьи-то руки. От ворот и от дома тоже бежали какие-то люди...
Я закричала дурным голосом и вдруг поняла, что передо мной Суворов. Он прижал меня к себе. А я плакала и причитала:
– Я убила его! Убила!
– Не сдохнет! – сказал кто-то рядом. – Но бегать на свободе еще долго не будет! – И я узнала голос Хрусталева.
Я отстранилась и посмотрела на Сашу.
– И все-таки ты с ними?
– Нет, он с вами, – подал голос Хрусталев, – но о – очень инициативный товарищ!
Глава 27
Позавчера похоронили Сережу, и я вот уже вторую ночь провожу возле окна. Суворова с момента нашего объяснения я видела только однажды. На кладбище. Он стоял рядом с генеральным и поверх его головы смотрел на меня. В строгом черном костюме, в белоснежной сорочке и при галстуке он показался мне чужим и неприступным. И только этот взгляд, растерянный и виноватый, сказал мне, что я ошибаюсь... Просто я видела сейчас Суворова настоящего, а не того, к которому привыкла, с которым мне было легко и, что скрывать, необыкновенно хорошо...